Живя в эпоху амбициозного исследования Марса с помощью роботов и в предвкушении будущих пилотируемых миссий, трудно представить время, когда Красная планета казалась загадочным и недостижимым миром. Однако до изобретения ракет астрономам, желавшим изучить Марс глубже, чем позволяли телескопы, оставалось лишь полагаться на воображение.

Как историк космоса и автор книги «Во имя любви к Марсу: человеческая история Красной планеты», я стремился понять, как люди разных эпох представляли себе Марс.

Особенно интересным периодом для таких размышлений стала вторая половина XIX века. В это время казалось, что Марс вот-вот раскроет свои тайны. Астрономы узнавали о планете всё больше, но данных всё ещё не хватало, чтобы понять, есть ли там жизнь — и если да, то какая.

С появлением более мощных телескопов и новых технологий печати астрономы начали применять картографические методы географов, создавая первые детальные карты поверхности Марса. Они заполняли их континентами, морями, а иногда и деталями, которые могли быть созданы жизнью. Однако из-за трудностей в наблюдении реальных особенностей марсианской поверхности эти карты сильно различались.

В этот период один выдающийся учёный и популяризатор науки объединил научные знания и воображение, чтобы исследовать возможности существования жизни на другой планете.

Камиль Фламмарион: наука и фантазия

Одним из мыслителей, чьё внимание привлек Марс, был парижский астроном Камиль Фламмарион. В 1892 году он опубликовал книгу «Планета Марс», которая до сих пор остаётся важным трудом по истории наблюдений за Марсом вплоть до XIX века. В ней он обобщил всю опубликованную литературу о планете, начиная с времён Галилея в XVII веке. Как отмечал сам Фламмарион, эта работа потребовала изучения 572 рисунков Марса.

Как и многие его современники, Фламмарион пришёл к выводу, что Марс — более древний мир, прошедший те же эволюционные этапы, что и Земля, — должен быть обитаем. Однако, в отличие от других, он настаивал, что Марс, хоть и является самой похожей на Землю планетой Солнечной системы, всё же уникален.

Именно различия делали Марс интересным для Фламмариона, а не сходства. Любая жизнь там, считал он, должна была эволюционно приспособиться к местным условиям — идея, которая вдохновила Герберта Уэллса на образ марсианских захватчиков в «Войне миров».

Но Фламмарион признавал, что точно определить эти различия сложно: «Расстояние слишком велико, наша атмосфера слишком плотная, а инструменты недостаточно совершенны». Ни одна из изученных им карт не могла считаться точной, поскольку каждый наблюдатель видел и изображал Марс по-своему.

Из-за этой неопределённости Фламмарион занял агностическую позицию в вопросе о природе жизни на Марсе. Однако он допускал, что если разумная жизнь там и существует, то она должна быть древнее человеческой. Логично предположить, что она окажется более совершенной — подобно мирной, единой и технологически развитой цивилизации, которую он предсказывал для Земли в грядущем столетии.

«Мы можем надеяться, — писал он, — что, поскольку мир Марса старше нашего, его обитатели мудрее и прогрессивнее нас. Несомненно, дух мира одушевляет этот соседний мир».

Но, как отмечал Фламмарион, «Познанное — лишь крошечный остров в океане Непознанного», и именно «Непознанное» манило его больше всего.

Историки часто называют Фламмариона скорее популяризатором, чем серьёзным учёным, но это не умаляет его заслуг. Для него наука была не просто методом или сводом знаний, а зарождающимся ядром новой философии. Он серьёзно относился к своей просветительской работе и надеялся, что она направит мысли людей к звёздам.

Фантастические романы о Марсе

Не имея возможности разглядеть поверхность Марса в деталях или установить контакт с его гипотетическими обитателями, любые рассуждения о жизни на планете оставались спекулятивными. И всё же Фламмарион позволял себе помечтать — не в научных трудах, а в серии романов, написанных за годы его карьеры.

В этих произведениях он мог посетить Марс и увидеть его своими глазами. В отличие от своего современника Жюля Верна, который описывал технологически обоснованное путешествие на Луну, Фламмарион предпочитал духовные странствия.

Опираясь на свою веру в то, что души умерших могут путешествовать по космосу, тогда как живое тело — нет, он включал в свои романы сновидческие экспедиции, а также рассказы умерших друзей или вымышленных персонажей.

В романе «Урания» (1889) душа Фламмариона во сне переносится на Марс. Там он встречает покойного друга Жоржа Сперо, переродившегося в крылатое, светящееся шестирукое существо.

«Организмы не могут быть земными на Марсе так же, как они не могут быть воздушными на дне океана», — писал Фламмарион.

Позже в том же романе дух Сперо посещает Фламмариона на Земле и рассказывает, что марсианская цивилизация и наука ушли далеко вперёд — не только из-за возраста планеты, но и благодаря более разреженной атмосфере, идеальной для астрономических наблюдений.

Фламмарион представлял, что занятия астрономией и популяризация науки помогли марсианскому обществу достичь прогресса. Его марсиане жили интеллектуальной жизнью, свободной от войн, голода и других земных забот. Именно такой жизни он желал своим соотечественникам, пережившим разрушения Франко-прусской войны и лишения Парижской коммуны.

Сегодня фантазии Фламмариона о Марсе напоминают нам, что мечты о будущем на Красной планете — это не только вопрос технологий, но и отражение наших собственных устремлений.

Популяризация науки была для Фламмариона способом помочь людям осознать своё место во Вселенной. Возможно, однажды они смогут приблизиться к его марсианам — не буквально, конечно, а в смысле духовного развития. Его вымышленный мир был примером того, какой может стать жизнь при правильных условиях.