Мы познакомились летом 2019-го на глухой стоянке под Ярославлем. У меня лопнул радиатор, он направлялся куда-то на юг. Разговорились. Мужик, представившийся Виталием (хотя, кто знает, может, и не Виталий), оказался бывшим авиатехником. Служил в конце 90-х не по месту прописки, а по международному контракту. И не где-нибудь, а в Антарктиде.

Не учёный, не журналист, не разведчик – обычный парень с гаечным ключом. Ремонтировал вертолёты, ночевал в промерзшем бараке, пил крепкий чай с полярниками. Работа – рутина, пока один из исследователей не подсунул ему в рукав кусок… льда. Но не простого.

Небесный Лёд. Виталий описывал его так: цвет – густой, пронзительный синий, словно впитавший всю глубину антарктического неба. Непрозрачный, матовый, но при этом – мерцающий изнутри каким-то холодным светом. Касаться можно было только в многослойных перчатках – жгло холодом не хуже раскалённого металла. Но самое невероятное – его вес. Крошечный кусочек был легче пенопласта. «Бросишь в воздух – он не падает, а зависает, будто нехотя, и только потом медленно-медленно опускается, как пушинка», – вспоминал он. И все, кто работал с этим веществом, лишь подтверждали: да, законы физики здесь словно на паузе.

Но главная аномалия – исчезновение. Лёд не таял. Не оставлял луж, не превращался в пар. Он просто… убывал. Растворялся в воздухе без следа. Перчатки оставались сухими, пол – чистым. Как будто материя стиралась самой реальностью.

Хранилось это чудо в особом изолированном отсеке, куда техникам путь был заказан. Лишь однажды Виталию позволили заглянуть. Лаборатория напоминала съемочную площадку фантастического фильма – всё затянуто полиэтиленом, в центре – герметичная камера, а в ней пульсирующий синим кусок Небесного Льда. Учёные говорили, что добывают его не из ледниковых толщ, а со Стены.

Стена. Это слово он произнёс с особым придыханием. Где-то в глубине белого континента, в местах, куда можно добраться только полярной ночью на спецвертолёте, возвышается нечто. «Высотой с десятиэтажку, а длиной – без края, будто опоясывает полмира», – говорил Виталий. Она казалась искусственной – слишком правильная, слишком монолитная. Но при этом – целиком изо льда. Только не из того, что под ногами. Из другого. Из того самого синего, неземного.

И Стена эта была не открытием 90-х. Ещё в 70-е, по словам Виталия, к ней пытались пробиться. Какая-то секретная, возможно, международная экспедиция бурила тоннель. Бурили отчаянно, до глубины в девять километров. Но лёд сопротивлялся. Техника ломалась, сверла крошились, материалы трескались на морозе, который казался… злым. А потом случилось нечто немыслимое: стенки тоннеля начали сходиться. «Как живая плоть затягивает рану», – пояснил техник. За год проход бесследно исчез, затянутый тем самым синим льдом, похоронив внутри гигантскую буровую установку. Её просто бросили, как жертву древнему божеству холода.

Виталий говорил спокойно, без пафоса, не пытаясь меня убедить. Казалось, ему просто необходимо было выговориться, сбросить груз, который давил годами. Он не выглядел сумасшедшим или пьяным. Просто человеком, столкнувшимся с чем-то, что навсегда перевернуло его картину мира. Он показал мне фотографию на потрёпанном телефоне: сканированная страница старого научного журнала с картой Антарктиды. В одном из удалённых секторов – прямоугольник без подписи, лишь сухая пометка: «Доступ ограничен. Сектор 7-G». «Вот там она», – ткнул он пальцем. Там, где карта умолкала.

Он так и не узнал, откуда взялся этот лёд. Зачем его изучали? Что скрывала Стена? Возможно, это гость из иных звёздных систем. Или послание из таких глубин времени, что наша цивилизация – лишь миг перед ним. «Наука молчит», – закончил он свой рассказ, глядя куда-то поверх моей головы, в ярославскую летнюю ночь, которая вдруг показалась мне хрупкой и не такой уж тёплой.

Мы попрощались на рассвете. Его машина растворилась в утреннем мареве, как тот самый лёд в антарктическом воздухе. Больше я его не видел. Но история про Стену и синий лёд, который помнит звёзды, осталась. Как заноза в памяти. Как холодок от прикосновения к чему-то древнему и совершенно непостижимому, спрятанному в самом ледяном сердце мира.